Социология капитализма (К. Поланьи)

В неменьшей степени способствовал признанию экономической социоло­гии и другой «австро-американский» экономист-историк — Карл Поланьи. Как и Шумпетер, Поланьи родился в Австро-Венгрии, закончил Будапешт­ский университет по отделению права и философии. В 1914—1918 гг. участвовал в Первой мировой войне, а с 1920 г. жил в Вене, печатался в то время в журнале «Архив социальной науки». В 1933 г., как и Шумпетер, вынужден был эмигрировать, переехал в Лондон, а затем в США, где с 1946 г. преподавал экономическую историю в Колумбийском университете.

Основные работы Поланьи — «Великое преобразование» (1944), «Торговля и рынок в ранних империях» (1957), «Дагомея и работорговля» (в 1966 г. опубли­кована уже посмертно). Область его интересов — история архаических и при­митивных обществ, генезис и трансформация капитализма. Сам себя Поланьи относил к экономистам-историкам и экономическим антропологам, но не чужд был и собственно экономической социологии. Свой курс экономической исто­рии Поланьи пытался превратить в курс экономической социологии; в 1963 г. он выступил в Будапеште с докладом на тему «Экономическая социология в США». Экономическую социологию он понимал, как и Шумпетер, в институциональ­ном плане, особо выделяя значение Дюркгейма, Вебера и Парето.

Основная идея Поланьи — это идея смены соотношения экономического и социального в истории: сначала экономика вложена в социальные отноше­ния, затем в условиях капитализма она отделяется от общества, в современных условиях происходит обратное подчинение экономики обществу. Его категория ’embeddedness”, означающая «включенность» экономики в социальную систему, стала своеобразным символом «новой экономической социологии» в США, идеи Поланьи получили признание и в Европе. С точки зрения идеологии и методологии Поланьи близок к социалистическим идеалам и марксизму. Но он не следовал букве материализма, пытаясь творчески осмыслить идею экономического фак­тора в истории. Некоторые американские социологи, в частности В. Голдфранк, объявляют его одной из самых значимых фигур в неомарксистской экономиче­ской социологии США, но это уже преувеличение. Цель Поланьи заключалась в том, чтобы объяснить в социологических категориях тенденцию социально-экономического развития стран Европы в первой половине XXв., которую он свя­зывает с крушением «рыночного общества», сформированного в XIX в. Он стре­мился показать, что саморегулируемый рынок разрушает общество, подчинив его своим законам, и общество неминуемо начинает защищаться от рынка.

Какие же основные доводы выдвигает Поланьи в своей работе? Прежде все­го он исследует соотношение экономики и общества в докапиталистическую эпоху. Обычно в традиционном обществе хозяйство погружено в социальные отношения, в нем рынок не играет важной роли, мотивы поведения человека главным образом неэкономические — он действует не для приобретения или накопления материальных благ, не для получения выгоды, а для сохранения своего социального положения или приобретения «социального капитала». По крайней мере, экономические интересы не заслоняют социальных связей, отношений родства, согласуясь с этническими принципами. В примитивном об­ществе, к примеру, ни производство, ни распределение, ни обмен не подчинены экономическим мотивам. Распределение осуществляется как церемониальное, как награда за достоинства, обмен выступает как дарение или выполняет функ­цию общения, производство и труд не окрашены стремлением к вознагражде­нию или приобретательству, а выступают как исполнение долга или подчинение традиции. Здесь господствуют следующие принципы организации хозяйства:

1. «реципрокность» (“reciprocity”) — взаимность, отражающая симметрич­ный характер экономических действий (например, взаимная помощь, взаимное одалживание, дарение и отдаривание);
2. «редистрибуция» (“redistribution”) — перераспределение, означающее, что все движение благ идет от центра к индивиду (например, собранные племе­нем запасы распределяются вождем в строгом соответствии с установленными правилами, а главы семей перераспределяют запасы уже в рамках своих домохо­зяйств);
3. «домашнее хозяйство» (“householding”) — весь продукт производства в рамках общинного или домашнего (семейного) хозяйства предназначен для собственного потребления, а не для продажи;
4. «обмен» (“exchange”) — сначала существует как дарообмен, но затем при­обретает и самостоятельный характер.

Эти принципы — редистрибутивность, реципрокность, домашнее хозяйство и обмен —не существуют сами по себе на индивидуальном или межиндивидуальном уровне, они требуют «поддерживающих» социальных структур (“supporting structures”), Так, в примитивных обществах господствует в основном реципрок­ность, ее основными институтами являются родство, соседство и вражда. В древ­них (архаических) обществах основа хозяйства —редистрибутивность, где основ­ной институт — государство и власть. Здесь уже развиваются отношения обмена и появляются деньги. Но главное, что торговля, рынок и деньги не существуют в древности как связанные элементы: обмен организуется по принципу эквивалентности; торговля может существовать без внутреннего рынка, ориентируясь только на внешние отношения; деньги могут служить лишь средством платежа, но не обмена. Рынок сначала был не системой хозяйства, а просто местом торговли, конкуренция не считалась его неотъемлемой характеристикой, различия в ценах на рынке не приводили, как правило, к движению товаров. Рынок мог быть денежным, но цены регулировались институционально (либо общим собранием, либо гильдией производителей, либо другими институтами), а не отношениями «спроса-предложения». Цена товара была выражением «справедливой цены».

В древних обществах постепенно начинает происходить отделение экономи­ки от общества, экономические трансакции отделяются от социальных, но характер солидарности не меняется — племенная солидарность (“tribal solidarity”) преобразуется в гражданскую (“communal solidarity”). Поэтому в эпоху поздних империй (Древней Греции и Рима) существует капитализм скорее политическо­го, чем экономического типа, считает вслед за Вебером Поланьи. И средневековая Европа мало чем отличалась по развитию хозяйственных отношений от древних культур, технология производства мало изменилась, основной прогресс заключался в социальной, культурной, интеллектуальной сферах. Даже в эпоху меркантилизма экономика была еще вложена в социальные отношения и ими регулировалась. Но рынок преобразовывает отношения экономики и общества. Изменяется сама внутренняя психология человека — люди перестают доволь­ствоваться своим существованием и обращаются к погоне за улучшениями, за прогрессом. Здравый смысл был заменен готовностью принять любые соци­альные последствия экономического прогресса, который стал политикой госу­дарства, частный интерес стал господствовать над справедливостью и законом. В результате многие страны нанесли невосполнимый ущерб своему обществу и природе: в Англии социальная ткань аграрного общества — деревни — была разрушена в погоне за прибылью от продажи шерсти. Появилась вера в то, что социальные проблемы будут решены простым наращиванием материального бо­гатства. Таким образом, рынок в эпоху капитализма уже затрагивал саму ткань общества, его сущность: труд, земля и капитал стали товарами. Так рынок начал подчинять себе общество.

Как же образуется рынок? Со времен Смита считается, что рынок вырастает из склонности людей к обмену, затем самостоятельно появляется городской, национальный и международный рынок. Но антропология доказала, что человеку не свойственна психология обмена, человек по своей природе не является «эко­номическим существом». Рынок существовал в древности, но он был основан на принципе неконкурентное, регулировался традицией и законодательством, существовал обычно для редких предметов, т. е. был внешним по преимуществу. В противовес Марксу, Поланьи доказывает, что рынок не возник как логическое развитие экономических отношений, а был создан государственной политикой в эпоху формирования централизованных государств в Европе. Именно государственное вмешательство освободило торговлю от привязанности к городам и стимулировало образование национального рынка, государство способствовало и монополиям торговли, и конкуренции в одинаковой мере. Но, освободив рынок от регулирования, уже никто не гарантировал доход участникам рыноч­ных отношений, распределение было отдано в руки рынка. Все доходы стали определяться рыночными ценами, все производство и обмен ориентировались на цены и прибыль. Рынок стал захватывать в свою орбиту все наиболее важ­ные для общества ресурсы — труд, землю, капитал. Но эти ресурсы составляют ткань социальной организации — обладание землей было источником привиле­гий, социального статуса, поэтому земля не входила в объекты купли-продажи; труд также был вложен в цеховую организацию либо в крестьянскую общину, отношения труда регулировались обычаем и традицией; капитал в виде денег был исключительной функцией государства, выпуск денег и обеспечение ими входили в монополию государства. В рыночной экономике труд, земля и деньги должны быть включены в состав рынка, но сами по себе не являются товара­ми. Поланьи называет их «фиктивными товарами», они не воспроизводятся как товары на продажу в условиях спроса-предложения. Труд выступает как часть жизни человека и не предназначен для продажи, но он продается. Земля и ка­питал не могут быть произведены в зависимости от простого повышения спроса на них, тем не менее и они продаются как товары. Таким образом, субстанция общества — земля, труд, капитал — втягивается в рыночный оборот. Рыночная экономика может существовать только в рыночном обществе, здесь социальные отношения уже включены в экономические, вся организация общества становится придатком рынка.

В результате рынок разрушает социальную организацию общества и социальные отношения —все сельское население вынуждено превратиться в мигран­тов, а рабочий уже не имеет социального окружения, как крестьянин. Изменя­ется вся его жизнедеятельность. Рынок, разрушив социальные связи, создает культурный вакуум. Рынок разрушает связь человека с природой, превращая природу — географическое окружение человека — в обычный товар, тем самым уничтожая пространство социальной организации и истощая природные ресур­сы. Земля для человека — основа стабильности и безопасности, и коммерциа­лизация земли лишает его этого. Если феодализм раньше обеспечивал единство земли и человека, единство земли и капитала (через вложения средств в улучше­ние земли), то капитализм уничтожает это единство.

Рынок нарушает естественные связи производства и потребления —раньше торговля их соединяла, теперь промышленность стала развиваться самостоятель­но, единственный ее мотив — получение прибыли без учета потребностей. Такое развитие производства и рынка привело к высокому росту бедности, что было невидимой безработицей, но вскоре возникла и явная безработица. Постепенно общество предоставило рынку решение проблемы бедных — в Англии стали воз­никать работные дома. Тем не менее главное последствие развития свободного нерегулируемого рынка не в возросшей бедности и эксплуатации, а в разруше­нии социальной ткани общества, его социальной организации. Рыночное обще­ство требовало своего идеологического оправдания — так появилась полити­ческая экономия. Она рассматривала человека как «экономическое» существо, а общество — как экономическое по своей природе явление. Саморегулируемый рынок сделал для политэкономов общество саморегулируемым, а его законы были объявлены нечеловеческими, по типу законов природы. В политической области появился «экономический либерализм» — вера в свободное общество на основе конкуренции, в золотой стандарт, в свободу международной торговли. Рынок требовал невмешательства политики в дела экономики — так появилось либеральное государство. Либеральное государство дорожит не свободой, а до­рожит рынком, оно не гнушается самых жестоких мер для его сохранения. А вот если предприниматели решатся свободно объединиться в монополию, а рабо­чие — в профсоюзы, то такой свободой либеральное государство без сомнения жертвует, так как это противоречит свободе рынка.

Кроме всего прочего, побочным результатом возникновения рынка стал мир. Век свободного рынка —XIX в. —характеризовался столетием мира (с 1815 по 1914 г.). Бизнес и торговля связывали интересы разных стран, золотой стандарт обеспечивал единую финансовую систему, капитальные вложения в другие страны не давали повода развязать войну. Поэтому Поланьи писал, что финан­совый капитал принес не только войны, но и мир. Почему же в XX в. происходит крушение рыночной экономики и рыночного общества? Поланьи отвечал на данный вопрос так: как только рынок из регулируемого превращается в само­регулируемый, как только он начинает подчинять себе общество, так общество начинает сопротивляться рынку; такова вынужденная самозащита общества. Все основные элементы субстанции общества — труд, земля и капитал — пытаются выйти из-под контроля рынка.

Общество защищается от рынка прежде всего с помощью классовой организации. Если в теории марксизма классы объявляются экономическими по своей природе, то Поланьи настаивал на том, что классы — это чисто социальные груп­пы, для интересов класса удовлетворение потребностей стоит на последнем месте, а наибольшее значение играют социальное признание, статус, безопасность. И ры­нок угрожал социальному, а не экономическому положению классов, поэтому рабочие классы, землевладельцы и земледельцы стали сопротивляться рынку. Появились экономическое и политическое сознание пролетариата и, как след­ствие, политические партии и профсоюзы, назначение которых заключалось в том, чтобы сломать связь цен и заработной платы, сделать положение рабочего более устойчивым и безопасным. Социальное законодательство, законы о тру­де, страхование от безработицы — все это исключало труд из сферы рынка. Зем­левладельцы также отчаянно сопротивлялись рынку — это была так называемая борьба «либералов» и «реакции». Но эти слои постепенно теряли значение —они вынуждены были идти на компромисс с рынком. Только рабочий класс и его ор­ганизации до конца шли против рынка. Но самое интересное —то, что и произ­водство, и бизнес вынуждены искать защиты от рынка.

Во-первых, в денежной системе, подчиненной законам рынка, возника­ют трудности, поскольку деньги — фиктивный, а не настоящий товар. Поэто­му многие страны одновременно отказались от политики золотого стандарта и стали чисто политическими методами через систему институтов центрального банка регулировать денежное обращение. Крушение золотого стандарта и свиде­тельствовало о падении основного оплота рыночной экономики.

Во-вторых, как только вложения капитала в другие страны стали не игрушечными, а настоящими, как только международная торговля приобрела значитель­ный вес, так государство стало активно вмешиваться в экономическую жизнь, политическими средствами защищая интересы своей экономики. И когда непро­текционистских рынков уже не было, политика государств стала явно агрессив­ной. Вслед за этим исчерпавший себя рынок принес огромные мировые войны.

В-третьих, производство начинает защищать себя от рынка с помощью объединения в картели, тресты и монополии. Причем их образование не было естественным продолжением рыночной экономики, а явилось следствием того, что рынок пришел к своему логическому завершению, и тогда в дело вступило государство, стимулировавшее своей протекционистской политикой образование монополий.

Таким образом, писал Поланьи, вместе с рынком росло и сопротивление общества. Все основные рыночные общества испытывали к началу XX в. существенные трудности, выражавшиеся в росте безработицы, классовой борьбы, войн, нестабильности экономического развития. Но эти противоречия остава­лись скрытыми внутри стран до тех пор, пока мировая экономика и баланс сил не потерпели крушения. В результате всех этих проблем экономическая и поли­тическая системы оказались парализованными, при этом лидерство в политике отходило тем, кто предлагал легкий выход из сложившейся ситуации. Рыночное общество отказалось функционировать; тогда пришло время, с одной стороны, фашистского правительства, с другой — социалистического. Фашистское реше­ние проблемы означало преобразование всех рыночных институтов за счет уни­чтожения демократических, за счет подавления личности. Социализм также озна­чал подавление рыночной экономики. В 30-е гг. XX в. коллективизация реально заменила рыночные отношения в сельском хозяйстве, а планирование — в про­изводстве. Да и традиционно рыночные страны в 1930-е гг., особенно в период подготовки к войне, шли по пути преобразования экономики, их идеалом стала свободная экономика при сильном правительстве. «Новый курс» в США был на­ прямую направлен на дискредитацию принципа свободы предпринимательства.

Видит ли Поланьи выход из этой ситуации? По его мнению, рыночная си­стема как техническая система сохранится, но рынок из саморегулируемого превратится в регулируемый, поскольку основная проблема заключается не в индустриальной, а в рыночной организации общества. Деньги уже практически выведены из-под контроля рынка, теперь земля и труд должны быть полностью исключены из компетенции рынка. Но конец рыночного общества не означает конец рынка как такового — в технологическом смысле рынок как способ вы­страивания соответствия спроса и предложения остается, так как он гарантиру­ет свободу покупателю, но при этом рынок должен регулироваться обществом.

Уничтожение рыночного общества не означает крушения идеала свободы. Рыночный механизм в обществе сохраняет свободу только для богатых, но задача для общества состоит в том, чтобы расширить свободу для тех, кто испытывает в ней недостаток. Укрепление планирования должно идти параллельно с уси­лением индивидуальной свободы, гарантируемой законодательством и сильной государственной властью. Поланьи видит будущее западного общества в отказе от рыночных принципов функционирования экономики, именно это должно обеспечить дальнейшую свободу личности в обществе.

Итак, Поланьи, как ранее Зомбарт и Шумпетер, предвидит трансформацию капитализма. Всех троих объединяет общая тема — судьба капитализма, на всех троих сильное влияние оказал марксизм, но никто из них не был его последова­тельным сторонником, и тем не менее они едины в своих выводах —капитализм неминуемо будет преобразован. Реальность подтвердила их прогноз, но никто из них не смог определить действительного варианта трансформации капиталисти­ческого строя.

Зомбарт, Шумпетер и Поланьи заложили основы социологического под­хода в экономической теории и экономической истории, все они по-разному способствовали институционализации экономической социологии как отрасли обществоведения. Но в 1930-е гг. в рамках экономической науки появляется со­вершенно новое направление анализа капитализма — Кейнс утверждает необхо­димость активного государственного вмешательства в экономику. Новое время требует «нового курса», по-новому теперь рассматривается и соотношение экономики и общества.