Появилась новая разновидность арабского диалекта

АБУ-ДАБИ, 3 декабря. (Корр. ИТАР-ТАСС Дмитрий Зеленин.) Арабский язык — мелодичен и приятен на слух, а замысловатая вязь при­дает ему какую-то особую таинственность. Но, увы, тот язык, который усердно изучают в институтах и университетах студенты, стремясь обрес­ти желанный титул востоковеда, весьма далек от повседневного «живого» арабского, на котором общаются его носители. Литературный язык су­ществует в основном как письменность: на нем издают книги, пишут на­учные труды, печатают газеты и официальные документы.

В 20 странах Ближнего Востока и Северной Африки существуют соб­ственные диалекты, но два из них — сиро-ливанский и египетский, можно сказать, стали общепринятыми.

На первом, наиболее близком к классиче­скому языку, общаются в салонах, ведут переговоры, дают интервью. Еги­петский же диалект «завоевал» арабский мир благодаря культурному влия­нию самого большого этноса. Его понимают все, и немало способствовал этому египетский кинематограф — очень популярный среди арабов.

По мере освоения новейших знаний и технологий в современную эпоху арабский язык пополнился заимствованиями, в первую очередь — техническими терминами. Этот процесс продолжается в наши дни.

Так, 10—15 лет назад в словарях появилось слово «компьютер», хотя лингвис­ты-ретрограды до сих пор называют умную электронную машину «хасу-бой», 5 лет назад «мобайл» вытеснил длинное выражение «хатиф мута-харрик» (дословно «передвижной телефон»), а совсем недавно в арабский мир ворвался интернет («шабака алямия»). Его ежедневное использова­ние не могло не отразиться на языковой ситуации.

Пессимисты считают, что мировая паутина нанесла чуть ли не смер­тельный удар по языку предков, а оптимисты полагают, что пришла про­сто новая эра, которая его значительно осовременит. «Жаргон, на котором общаются во время чат-сеансов — «болтовни» по интернету — юно­ши и подростки, представляет собой жуткую смесь, — отмечает видный арабский лингвист Бисан аш-Шейх.

— Очень часто брань, используемая любимыми киногероями из американских фильмов, заменяет вводные слова. Впрочем, юное поколение, не смущаясь, употребляет в интернете немало арабских ругательств, да таких, которые в прошлые времена не считалось приличным произносить вслух».

По мнению Бисана, «появление письменного интернетовского диа­лекта очень опасно». Ведь для передачи посланий в большинстве случаев используются не арабские, а латинские буквы, так как студенты и моло­дежь в достаточной мере владеют английским и французским языками.

«Ужасно то, что этот исковерканный язык не знает границ и пределов и быстро распространяется без всяких правил», — указывает лингвист, призывая своих коллег срочно провести общерегиональную конферен­цию. «Как остановить этот процесс, обсуждать уже поздно, нужно при­нять меры, чтобы направить его в русло национально-культурных инте­ресов», — считает Бисан.

Пока ученые бьют тревогу, в арабских городах, как грибы после дож­дя, растут интернет-кафе. Во многом благодаря им компьютерный жар­гон выходит за рамки мировой паутины, превращаясь в живой язык. «Кейфак Хабиб, ана биль бейт, натрак?» («Как дела, дружище? Я дома и жду тебя».) «Плиз сенд ми майл» («Пожалуйста, пошли мне весточку»), — так с ходу на двух языках — арабском и английском — ведут диалог парт­неры по переписке в интернете. Им так удобно, и то, что думают ученые головы, особо их не волнует.

Таким образом, арабские ученые отмечают существенную де­формацию такого сложного и, казалось бы, устойчивого языка, как арабский, проникновение в него и укоренение в нем чуждых лин­гвистических конструкций, разрушающих и смысловой, и фонетиче­ский строй. Очевидно, что подобные процессы весьма характерны для всех национальных языков.

Может быть, английский язык ока­зался в лучшем положении, так как именно из него заимствуются в основном компьютерная и веб-терминология, превращаясь в нацио­нальные новоязы? Думается, что и для английского языка эти про­цессы нельзя назвать позитивными, так как изменяется его семиоти­ческая структура. Более того, именно английский язык оказывается наиболее уязвимым, так как привычным понятиям интернет-лексика навязывает новые, абстрагированные от исходных смыслы.

Все это еще раз подтверждает ту мысль, что вызванный стремитель­ным развитием интернета «фугурошок» (по Тоффлеру) сравним с куль­турными потрясениями, сопровождавшими изобретение письменности.

Действительно, мировая культура сегодня перенасыщена относя­щимися к компьютерам и к интернету символами, текстами, изображе­ниями, поведенческими стереотипами, метафорами, способами традиционного и нетрадиционного применения новой техники и способами избегания ее и т.д. Без преувеличения можно говорить об интернет-техноцентрической культуре, которая требует своего средства обще­ния — языка, применяемого в сферах производственной деятельности и в быту, в познании и в игре, в рекламе и в повседневном общении.

М. Кастельс утверждает, что современный мир превратился в «общество сетевых структур» (М. Кастельс, 2000). Очевидно, что подобная перестройка социально-культурной реальности глобальна и ее последствия трудно прогнозируемы. Действительно, появление интернета сравнимо только с изобретением письменности и затем — книгопечатания.